Аркадий Бартов

Александр и Александра

повесть о чайном сервизе

Глава 1, в которой рассказывается о том, что Соломон Клюгер, приехавший из России, попадает в венский дом к чете Зомберг. Образы Александра и Александры начинают завладевать воображением Клюгера, и он пишет их историю.

Соломон Клюгер написал историю Александра и Александры, но это произошло потом, а пока его повесть только начиналась: он сидел в доме герра Зомберга в Вене, чуть подавшись вперед на мягком стуле из гарнитура мастера Гайяра, и слушал то, что должен был услышать, ожидая возвращения Александры.

Когда Соломон Клюгер воспользовался рекомендательным письмом, он действовал под влиянием то ли меланхолии, то ли своей печени, которая давала о себе знать в это жаркое венское лето. Трясясь в автобусе среди пышущих здоровьем венцев по дороге на Зейденгассе, он с сожалением заметил, что их душевному равновесию он может противопоставить лишь свою скрытую от посторонних глаз духовную жизнь и некоторую мягкую, чисто еврейскую утонченность. К тому времени, когда его высадили на нужной улице, он уже устал и сомневался, нужно ли было идти к Зомбергам.

Подъезд небольшого, скромного на вид дома Зомберга, находившегося в маленьком, но тщательно ухоженном садике, был выдержан в разумных традициях венской архитектуры. В дверях появилась типичная венская горничная и сообщила гостю, что герр Зомберг его ждет. И она тут же повела его по высокой лестнице, а затем длинному коридору. Поглядывая на изящную фигурку горничной, Соломон Клюгер размышлял о том, что каждая венка, наверное, хороша по-своему, но ни одна из них не воплощает собой тот образ неувядаемого очарования, который жил в его воображении.

Светила луна, и Соломон Клюгер стоял у огромного дома, тускло белевшего под кронами деревьев старинного парка. Он прошел по подъездной аллее и оказался на широкой, посыпанной гравием площадке перед парадной дверью. Соломон Клюгер встал в тени и принялся рассматривать длинное здание, в окнах которого отражалась луна, серебрившая высокий каменный фасад. Соломон Клюгер стоял некоторое время, не двигаясь и раздумывая о том, как легче всего проникнуть внутрь дома.

Так представлял он себе встречу с Александрой.

Войдя в комнату, горничная громко сказала:

— К Вам господин из России, которого Вы ждали.

На мягком стуле из гарнитура мастера Гайяра сидел высохший, но еще очень бодрый старичок.

— Да, — по-немецки сказал он громким и уверенным голосом, как говорят глухие, — мы получили Вашу записку. А еще письмо из России. Меня предупредили, что Вы можете приехать. — Герр Александр Зомберг засмеялся, а Соломон Клюгер растерялся, не зная, что ответить.

— Чаю хотите? — спросил Александр Зомберг.

Соломон Клюгер не любил этот напиток, но принял предложение, чтобы чем-то заняться.

— Гретхен, чаю! В России мы, бывало, выпивали целый чайник. Да, целый чайник, когда-то... Россия... Россия... Представьте такую картину...

— Я весь внимание, — воскликнул Соломон Клюгер, вдруг искренне захотев услышать эту историю до конца.

— Представьте себе такую картину, — сказал Александр Зомберг, и Соломон Клюгер представил ее так:

Вокруг снег, и среди этого снега и безмолвия ползут мужчина и женщина. Впереди женщина, за ней мужчина. Оба бесконечно устали. Воздух от мороза сверкает алмазной пылью. Женщина время от времени оглядывается через плечо, а мужчина глядит вперед, и глаза у него слезятся, то ли от снега, то ли от ревности, то ли от боли. Проходит немного времени, и женщина перестает ползти. Она медленно поднимается на ноги, снимает рукавицу и ждет с револьвером в руке.

Но горничная уже входила в комнату.

— Ах, но Вы же не австриец, не немец и не англичанин, — сказал герр Зомберг и тотчас перешел на русский. — Чай, — вздохнул он. — Одно из немногих оставшихся удовольствий. Знаете, все умирает...

Но он выглядел необычайно бодрым, сидя на мягком стуле за чайным столиком: на голове голубая шапочка, на плечи накинут плед, а сизые костлявые пальцы, словно птичьи лапки охватывали белую чашку из севрского сервиза, стоявшую на серебряном подносике.

Александр Зомберг отпил глоток чая и со смаком пожевал свои щегольские усы. Поднявшийся ветерок донес из окна запах садовой травы.

Глава 2, в которой рассказывается о том, что Зомберги приобретают чайный севрский сервиз, цыганка гадает Александру Зомбергу. Образы Александра и Александры продолжают владеть воображением Соломона Клюгера, и он пишет их историю.

Александр Зомберг отпил глоток чая и пожевал свои щегольские усы. Поднявшийся ветерок доносил из окна запах садовой травы.

Соломон Клюгер вспоминал, как у него начиналось утро: он принимал душ, тщательно тер мочалкой плечи, с особенной нежностью намыливал яички, горячими струями смывал пыль, которую все-таки собрал на довольно чистых венских улицах, затем побрился, припудрился и уселся с журналом “Playboy” на унитаз. Поглядывая на изящные фигурки на фотографиях, Соломон Клюгер размышлял о том, что все они, наверное, хороши по-своему, но ни одна из них не воплощает собой тот образ неувядаемого очарования, который жил в его воображении.

Соломон Клюгер стоял некоторое время, не двигаясь и раздумывая о том, где здесь легче всего проникнуть внутрь дома. Угловое окно сбоку просматривалось меньше всего и было закрыто тяжелой занавесью из плюща. Очевидно, надо было попытать счастья там. Соломон Клюгер пробрался под деревьями к задней стене и медленно пошел в черной тени дома. Залаяла собака и зазвенела цепью. Соломон Клюгер подождал, пока она успокоится, потом снова стал красться и наконец добрался до облюбованного им окна.

Так представлял он себе встречу с Александрой.

— Жена огорчится, что не застала Вас, — герр Зомберг помешал чай, и ложечка звякнула о чашку. — Ее позвали к какой-то даме, забыл к кому именно, которая угасает, — сказал он, — угасает.

— За ней всегда присылают, — объяснил герр Зомберг и неожиданно переменил тему. — Ну а Вы, — сказал он обвиняющим тоном, — должны иметь способности к языкам. Как все евреи. Двум вещам нужно учиться с самого детства — знанию языков и стрельбе из пистолета. Моя жена, верите ли, научилась выстрелом гасить пламя свечи, стреляя в нее издалека. Из венского пистолета слоновой кости, что подарил ей дядя.

Соломон Клюгер не выразил своего восхищения перед талантом жены Александра Зомберга из-за присущего ему еврейского такта, а также, потому что почувствовал в хозяине достойного уважения рассказчика.

Послышался приближающийся шелест юбок. Соломон Клюгер беспокойно оглянулся, думая, что предстоит знакомство с хозяйкой. Но это была горничная, она поставила на стол чайник со свежей заваркой и ушла.

— Я расскажу Вам о своей жене,— доверительно сказал Александр Зомберг, — страстная, трудная женщина, но стоит всех страданий, которые из-за нее были пережиты.

Он надтреснуто засмеялся.

— Никто не умел так любить и ненавидеть, как она. Вы бы знали, как она умела любить и ненавидеть, — воскликнул он, постукивая пальцем по чашке сервиза.

— Да, — осторожно сказал Соломон Клюгер.

Попивая чай из белой с золотым ободком чашки сервиза, он будто во сне с радостью поддавался обаянию рассказчика, вдыхая аромат прошлого и всепроникающий запах плесени.

— Взгляните, — после недолгой паузы сказал герр Зомберг, — как красивы чашки, из которых мы пьем. Это последние из севрского сервиза, что я купил еще в России. Этот сервиз взяла с собой жена, когда мы уезжали из России. Они были упакованы в картонной коробке. Да, это было перед отъездом из России. Россия...Россия... Я все расскажу, дайте только срок. Представьте такую картину:

— Я весь внимание, — воскликнул Соломон Клюгер, вдруг искренне захотев услышать эту историю до конца.

— Представьте себе такую картину, — сказал Александр Зомберг, и Соломон Клюгер представил ее так:

Вокруг снег, и среди этого снега и безмолвия ползут мужчина и женщина. Впереди женщина, за ней мужчина. Оба бесконечно устали. Воздух от мороза сверкает алмазной пылью. Женщина время от времени оглядывается через плечо, а мужчина глядит вперед, и глаза у него слезятся, то ли от снега, то ли от ревности, то ли от боли. Проходит немного времени, и женщина перестает ползти. Она медленно поднимается на ноги, снимает рукавицу и ждет с револьвером в руке. Мужчина тоже поднимается на ноги и медленно идет к женщине. И вокруг снег и тишина. А воздух от мороза сверкает алмазной пылью. У женщины дрожит рука, и пуля, которую она посылает в мужчину уходит в снег. Мужчина никак не может снять рукавицу. Женщина опять стреляет в него. И на этот раз пуля пролетает мимо.

Соломон Клюгер понимал, как важно, чтобы все фрагменты воспоминаний заняли свое место в цепи событий, может быть, гораздо важнее, чем дождаться возвращения жены герра Зомберга.

— Эх, мы редко знаем отведенный нам срок. Даже при большем желании, — сказал герр Зомберг. — Однажды к нам пришла цыганка. Я уже говорил Вам. Это было в России, вернее на Кавказе, в городе Новороссийске. Перед нашим бегством. Цыганка обещала погадать мне, и моя жена пришла в бешенство от того, что обещание погадать было дано только мне, а не ей.

Старик громко рассмеялся.

— И она погадала? — спросил Соломон Клюгер хрипловатым голосом; почему-то, если приходится долго слушать, голос всегда садится.

— Не сразу, — ответил герр Зомберг.

Сквозь толщу шерстяных вещей он стал почесывать свою старческую грудь. И улыбался, вспоминая прошлое.

— А что же сказала цыганка?

Соломон Клюгер прислушался к своему собственному дыханию.

— Она сказала... Я как раз пил чай из такой вот чашки, и она сказала: “Ты будешь жить, пока не разобьется последняя из этих двенадцати чашек”.

— Сколько же их осталось?— Соломон Клюгер замер в ожидании ответа.

— Две, — задумчиво произнес герр Зомберг, — те самые, из которых мы сейчас пьем. — Но тут же он добавил более жизнерадостным тоном: — Наверное каждый умирает в свое время. Александра очень рассердилась, услышав предсказание. Заявила, что все это чушь, что цыганка наверняка узнала про этот сервиз от нашей прошлой горничной Марии, которая была честна, но глупа и не в меру болтлива, и к тому же разбила три чашки из этого сервиза. Александра ее рассчитала еще до того, как мы уехали из России. Таким образом мы от нее избавились.

Соломон Клюгер, как зачарованный, смотрел на свою белую чашку с золотым ободком и представлял себе Марию, по-своему привлекательную, но не воплощающую собой тот образ неувядаемого очарования, который жил в его воображении.

Соломон Клюгер добрался до облюбованного им окна. Оно было изнутри закрыто на обыкновенный крючок, который было легко откинуть лезвием перочинного ножа. Соломон Клюгер просунул нож в щель между створками окна и раздвинул их.

— Добрый вечер.

Дверь рядом с окном распахнулась.

— Добро пожаловать, — сказал чей-то голос.

Так представлял он себе встречу с Александрой..

Вечерело. На небе самолет начал вычерчивать что-то похожее на кодированные сигналы.

Глава 3, в которой рассказывается о том, что горничные Александры Зомберг разбили чашки из севрского сервиза, Александра Зомберг принимает решение уехать из России. Образы Александра и Александры владеют воображением Соломона Клюгера, и он продолжает писать их историю.

Наступил вечер. Высоко в небе самолет вычерчивал какие-то кодированные сигналы, напоминая о людях, покидающих, как перелетные птицы, свои дома.

— Помнится, в ту ночь, когда Мария разбила три чашки, — сказал Александр Зомберг, — надвигалась гроза. Хлопали ставни. Александре нездоровилось. И тут-то она взорвалась. Правда, она всегда была вспыльчива, это уж точно. Она заявила, что уедет из России. Навсегда уедет из России. Россия... Россия... Представьте такую картину.

— Я весь внимание, — воскликнул Соломон Клюгер, вдруг искренне захотев услышать эту историю до конца.

— Представьте себе такую картину, — сказал Александр Зомберг, и Соломон Клюгер представил ее так:

Вокруг снег, и среди этого снега и безмолвия ползут мужчина и женщина. Впереди женщина, за ней мужчина. Оба бесконечно устали. Воздух от мороза сверкает алмазной пылью. Женщина время от времени оглядывается через плечо, а мужчина глядит вперед, и глаза у него слезятся, то ли от снега, то ли от ревности, то ли от боли. Проходит немного времени, и женщина перестает ползти. Она медленно поднимается на ноги, снимает рукавицу и ждет с револьвером в руке. Мужчина тоже поднимается на ноги и медленно идет к женщине. И вокруг снег и тишина. А воздух от мороза сверкает алмазной пылью. У женщины дрожит рука, и пуля, которую она посылает в мужчину, уходит в снег. Мужчина никак не может снять рукавицу. Женщина опять стреляет в него. И на этот раз пуля пролетает мимо.

— Александра заявила, что навсегда уедет из России. И уехала. Но это случилось потом, а тогда она наняла новую горничную Аглаю, молоденькую девушку с изящной фигуркой. Аглая тоже разбила одну чашку, только это случилось позже.

— При стольких покушениях на Вашу жизнь, — не удержался Соломон Клюгер, — Вам просто повезло.

Александру Зомбергу шутка понравилась.

— О, я Вам все расскажу — пообещал он, наберитесь только терпения. Удивительно, что Александра не убила меня. Из-за любви.

Образы Александра и Александры так сильно завладели Соломоном Клюгером, что он написал их историю — он предчувствовал, что так будет,