Борис Останин

П У Н К Т И Р Ы

Отрывки из 7-й тетради

                Творчество напоминает мне бритьё холодной водой в отступающей армии: «сосредоточенность среди хаоса».

Жизнь есть ожидание красивой мелодии.

Вокруг себя вижу поколение, лишённое выносливости. И это в то время, когда современность и означает: испытание на выносливость.

Не верю, чтобы красота могла оказаться всеобщим спасителем, потому что она – «луч света в тёмном царстве» и подразумевает немногочисленность к ней причастных.

Физики бегут в парапсихологию, как селяне – в город. Но и ведут себя в парапсихологии соответственно – как селяне в городе.

Как можно меньше бесконечностей! И если уж оставить одну, то «самую крошечную», «самую неприметную».

Культура, утратившая понимание аскетики, столь же неустойчива и опасна, как и культура, созидаемая исключительно на аскетике.

Жизнь – какая-то странная, срединная игра, в которой одинаково неверными оказываются и самые сильные, и самые слабые ходы.

Жажда проникновения в тайну вещей зачастую обличает нахала, гордеца и узурпатора.

Большая часть литературы пишется из злости. Ну, не большая, конечно, – меньшая… и всё-таки…

Допустим, человек способен воспарить над обыденностью, но означает ли это его приближение к Богу? Странно думать, что любой отрыв от мира сего приближает в миру Божественному. Ведь и упавший в колодец не обязательно приближается к звёздам.

Парадокс – изнанка ортодоксии.

Нас пугают чёрными бесами и ободряют белыми ангелами. А почему так мало говорят об оранжевом цвете, о зелёном, фиолетовом?

Кувшин разбился. Есть о чём задуматься: можно ли склеить? будет ли прежним звук? Но вот иной подход: на осколках кувшина выращивать цветы. Не таково ли искусство?

Хор оракулов.

Моралисты – то цензоры, то судейские, то тюремщики, а то и палачи! Их главное слово: нельзя! А ведь человек живёт тем, что можно. Не отсюда ли всеобщая неприязнь к моралистам?

Ради «единственной истины» погибает слишком много людей.

Всё чаще слышу: разум мешает человеку. Но как мешает: сам по себе или по нашей неспособности с ним управиться? Как тяжёлая ноша или как ноги – пьяному?

Покуда знаю лишь одно: свобода труднее неволи.

Реально помочь можно лишь тому, кто лишён таланта; имеющий его – поможет себе сам. Но что за интерес помогать тому, кто лишён таланта?

«Не спугивай птиц с деревьев!» Прекрасные слова. Прекрасен тот, кто их произнёс. Прекрасен тот, кто их услышал. Прекрасны птицы, которых никто не спугивает с деревьев.

История пишется обычно как история результатов, а значит – как результативная история. Если и упоминаются порой «заблуждения» и «неудачи», то лишь на фоне общих достижений. А почему бы не написать «Всеобщую историю неудач»?

«Исходя из природы человека…» Но какова она, эта природа?

Лучший способ избавить человека от старых привязанностей: дать ему новые возможности.

Сколь часты и непременны в русской литературе выход из дома в сад и возвращение из сада в дом!

Кто-то из знакомых сказал со значительным лицом: «Творчество – моя молитва». Я возразил ему в уме: «Молитва – моё творчество». Но сколь напыщенно и неверно прозвучали и его слова, и мои…

Раскованность и неприкаянность.

Есть тепло очага и тепло пепелища; большинству из нас знакомо только второе.

Муж и жена – словно щепочки на воде. Люди тонут, корабли переворачиваются, а они всё плывут и плывут.

Зрелость связана не столько с умением быть щедрым, сколько с искусством быть скупым.

Опытный политик должен знать людей, а они его – нет.

Теперь меня цвет ангельских крыльев (белые или красные) волнует куда больше, чем некогда теорема Гёделя о неполноте.

Кому интересно, жив я или мёртв?

Огромная разница: знать, что существуют законы человеческой жизни, и знать, что есть люди, которым они известны.

От молчания – к косноязычию… от косноязычия – к «ангельским голосам»… от «ангельских голосов» – снова к молчанию…

Очередь – точная и краткая характеристика современного общества. Всё будет дано каждому – в своё время, «за выслугу лет», только жди терпеливо и не покидай очереди.

Литература спасает нас от крайностей философии.

Здравый смысл – замедленный парадокс; интуиция – внезапное общее место.

Ах, блаженный Августин, всё прошло, прошло!

Вина Иуда – в том, что он пошёл к Каиафе, вместо того чтобы «умыть руки».

Эпоха устойчивости наступает тогда, когда детей и взрослых учат одному и тому же. Кажется, мы живём как раз в такую эпоху.

Когда случайности преобладают, не следует придавать им особого значения.

Основа доброжелательности: уметь радоваться другому, как самому себе (не меньше и не больше).

Разговор уже не вызывает во мне былого азарта. Не потому ли, что «исчерпал себя нравственно»?

Нет – не ищу, есть – не отвергаю.

                                           (моя психология)

Почти все знакомые мне супружеские пары – глубоко несчастны. Удивительно, но так.

За моральную стойкость с наше время приходится расплачиваться язвой желудка. Былое возмездие за грехи превратилось в расплату за нравственность.

Россия – татарская прививка на византийском теле.

Грустно, невероятно грустно разбирать старые, многолетней давности бумаги, письма, записные книжки. Неужели само время передаёт свою грусть всякому, кто ступит на его следы?

Моток сознания.

Изо дня в день запертые в одной комнате, муж и жена становятся слишком доступными друг для друга. Как не достаёт им тех недолгих разлук, которые пружиной бросают любимого к любимой!

Обычно становлюсь на сторону слабейшего: для восстановления равновесия, для предупреждения «космической паранойи».

Сонливость – средство от несчастья.

Есть что-то на удивление неблагодарное и неблагородное в обучении других людей (даже детей). По мне так лучше быть клоуном, чем педагогом, достойнее удивлять, чем убеждать.

Вполне возможно, что терпение – одна из форм вымогательства, причём самая утончённая. Когда уговоры не помогают, остаётся просто «сидеть и ждать». Не такова ли и святость?

Протестующий часто оказывается героем, но редко – мудрецом.

Всякое упорство и настойчивость могут стать (и обычно становятся) поводом для иронии и карикатуры. Но существует та высшая степень упорства, которая разламывает все рамки осмеяния и вызывает разве что страх и благоговение.

Мы ничего не боимся, но и нас никто не боится.

Для одних: история – дом; для других: дом – история. 

Отточенность стиля нередко возникает из желания корректно подсказать о своей неприязни.

Цель – ничто, движение – тем более.

Этот человек не может быть хорошим – он упорно не даёт другим спать!

Возникнув как сексуальная приманка, красота со временем обрела самостоятельность и стала оказывать на секс обратное воздействие: находятся, например, люди, которые находят секс «эстетически непривлекательным».

Как просеки, не имея ничего общего с лесом, позволяют в нём не заблудиться, так и теории, «не имея ничего общего с миром», помогают в нём ориентироваться.

У меня превосходная память: она ничего не запоминает.

Провинциальное пифагорейство Хлебникова.

Как вдох и выдох, чередуются в человеке тяга к свободе и рабству, к любви и ненависти, к Богу и дьяволу, к жизни и смерти. Вдох-выдох… вдох-выдох… Дышите! Не дышите! Дышите!

Питающий подлинную неприязнь к болтовне замечает её не только в чужих разговорах, но и в собственных мыслях.

Современная цивилизация достигла, как это ни прискорбно, нового рубежа цельности: она научилась создавать мифы из повседневного опыта.

Сломались небеса.

На все философские и религиозные теории я смотрю, так сказать, с военной точки зрения: как можно меньше убитых и раненых при поддержании максимального уровня духа армии и её боеготовности.

Всё, что ни делалось на Руси, делалось, в самом прямом смысле, из-под палки.

Утрата веры в связность мира приводит литератора к диалогу и драматургии. Этим путём шли Чехов, Введенский, Беккет, Ионеско… Повествовательный текст «естественным образом» поддерживает связность; драматургический – её разрывает.

Я редко касаюсь тёмной, материнской основы мира, зато с поистине эдиповым темпераментом обрушиваюсь на его светлые, смысло-образующие элементы. Мать – едина, отцов – много, который же из них мой? Как обескураживает меня эта космическая полиандрия!

О том же – другими словами.

                               (проблема понимания)

Не использую ли я свою лень для сокрытия внутреннего беспокойства?

Блеск защищает от нападения: слепит противника, не даёт ему тебя видеть. Таков «блеск» афоризмов. Как яркий свет, так и полная темнота помогают укрыться от надоедливых взглядов.

Это у датчан-мореплавателей: «или-или», а у русских лесных жителей: «и-и».

                                                                                                                               1973