Евгений Майзель

Из книги "Рождение постчеловека"

 
***
- Для кого она издаётся?
- Еду сегодня в метро. Настроение задумчивое и как всегда, когда я в городе, слегка навзлёт (или навылет). Одет, причёсан, выбрит плюс неуловимый смех вчерашнего релакса. Жду впечатлений лично от себя, а не от жизни. И тут заходит жизнь, заходит тема. Интересная, модная с гуманитарным дипломом в светлом будущем. Пробирается к поручню и оказывается рядом со мной. А я значит с ней. (Ну-ну.) И в мире парфюма, уносящего в Париж. Туда и мчится наш поезд, потому что я уже не помню, о чём думал и думал ли вообще. Она высвобождает свободную руку, роется в сумке и достаёт что?то толстое и серое. Что это может быть? Только книга. Я успел подумать, что она для неё слишком толстая и серая, как вагон качнуло, и девушка, на миг освободившая вторуруку чтобы раскнигу падает в мои предусмотрительные объятия - - и с неловким извинением возвращается братно удостоив бы строговзгляда. Таким образом мы познакомились, я узнал, что она учится в Бонч?Бруевича, что едет домой из публички, где готовила курсовую, что ей нравится Мэтт Дилон, но она не видела "Альбино Аллигатор"... а я всё мнусь и не знаю, с чего начать? Всё трещит и качается. Воздух дрожит от сравнений. Она, неожиданно: То, что вы сейчас говорите, говорите не вы, а выбито на каком-то камне. Я подхватываю: Одни читают о жизни, другие - слова, а что читаете вы? И т.д., но ведь бывает и наоборот: она, с испугом: Чево чево? И смотрит на вас, как на больного. Опа! она приподняла книжку, и я узнал "Жизнь в ветреную погоду". Битова. Мой энтузиазм ушёл, не попрощавшись, а людей вокруг сразу стало гораздо больше. Я стоял и оправдывал её, доказывая, что она не нуждается в оправданиях. Но поздно, сложился липкий треугольник. Её наглое чтение лжесовременной беллетристики в наше небеллетристическое время ранило меня куда больнее, чем если бы (подставьте сюда что-нибудь исключительно мерзкое, например, если бы она читала Генри Миллера). Варианты вроде: Признайтесь, вас же не устраивает этот фальшивый бред! - были фальшивы, и как только я услышал первобытную цель моей архаической поездки: Кировский завод - то вышел прочь из вагона.
Наши девушки читают этих вонючих стариков, пока мы истончаемся в дипломатических круизах. Наши девушки скоро и заговорят, как эти мутанты. Не надо было выходить, или надо было вернуться, вырвать из её неразборчивых рук Битова и сунуть хотя бы Майн Кампф. На днях одна красавица сказала, что не понимает Хармса - вот до чего мы докатились с этими романистами. Совершенно разучились думать. Что тогда она скажет про меня. Этот грёбаный эпизод испортил мне кровь на несколько дней.
Вы спрашиваете, зачем я издаюсь. Уж не для себя, похоже! Но нашим детям будет тем проще, чем раньше мы с вами начнём читать подлинники.
(Какие-никакие, а подлинники.)
Опять ничего сказал?
Да нет, сказал. И немало.
Эдакое взрослое капризное дитя ползает, везде ползает, везде. Скоро и сюда заползё заползло уже.
Но когда силы покинут, его можно захлопнуть.
Это я ещё могу читать всё подряд! ...вы не согласны? Думаете, она тоже? Но давайте вернёмся и спросим, что она скажет про Битова? Она скажет, что это говно, и назовёт уважительную причину своего чтения? А между тем, только в этом случае я был бы неправ.
Монахов, Одоевцев, Ася: наглое манкирование временем и окружающей действительностью, и окружающей эстетикой. Спесивое, демонстративное монашество. Буквально понятая непрерывность традиции. КАКОЙ ТРАДИЦИИ, СОВЕТСКАЯ ТЫ ОБЕЗЬЯНА?! Невозмутимо писать свои повествовательные романы постным литошным слогом (мысль, образ, композиция, убожество) - хомо советикус пишущий как лев толстой в СэСэСэРе, в ста метрах от ГУЛАГа.
И потом, для женского писателя он очень груб - груб, как человек и как представитель очень грубого поколения (все шестидесятники, весь Высоцкий...) Такие вещи надо чувствовать.
А ещё её чтение напомнило мне о нашем несовершенстве, о нашем постоянно недостаточном знании... Ведь даже хорошую современную литературу (а Битов, к которому я на самом деле отношусь нейтрально, не имеет права на это определение) не нужно читать, в ней достаточно разбираться, её достаточно знать, т.е. когда-то, однажды, всю разом прочесть, чтобы никто не видел, и всё. Потому что действительно, вполне современной литературы не существует, а то, что существует на её правах, есть либо псевдоклассика, старая песня о главном с якобы современной аранжировочкой (например, этот самый набивший оскомину Битов), либо отстранённая от сего дня великая и хладнокровная литература, например, Лев Рубинштейн, которого впрочем тоже как концептуалиста вовсе не нужно читать, а достаточно знать. (И уважать. И заочно любить. Но читать! Зачем? Мы, что, не знаем, что он может написать? Вот меня - да - меня нужно читать, потому что я неизвестен - и не только в буквальном смысле, но и в смысле культурно?семантическом. Я не отношусь к какой-либо тусовке, я ещё только пытаюсь создать тусовку. Если она будет создана, и я буду в ней - разрешите представить такое - меня тоже будет необязательно читать. Только знать, уважать и опять же любить. Спасибо за внимание). Т.е. я хочу сказать, что читай эта девушка Рубинштейна, я бы рассердился не меньше. Т.е. наверное меньше, но всё равно рассердился бы.
И скрылся. Извините, что так долго про Битова.
[…]
Специалисты не попадают в газеты, потому что не умирают от передоза.
[…]
Внимательному взгляду не знакома "картина мира". Это и называется нирваной угасанием иллюзий и корысти смертью в человеке человека т.е. спортсмена и журналиста
_______
- небытия выносимая лёгкость. Тяжесть пера необыкновенная. Изощрённые формы бездействия. И так далее
[…]
Если "на малое время свет", то не то что бодрствовать - просыпаться необязательно. Спешка, спасение, энергичное предпринимательство - подловатое дело, entre nous soit dit
ценнейшее лишёно времени лишено результата лишено итога. Происходило проиходит происходить
1.
В ад, Ино.
Честь вех, ас.
Освоим и стих,
ami.
2.
Води, ночь:
есть веха,
сос, вой,
мист и хам,
и…
3.
В адиночестве.
Ха.
Со своими стихами.
[…]
…как прекрасно, что со слезами
Обыкновенно вытекают и сопли.
[…]
приближаясь к смерти,
жить, как будто готовясь к рождению
[…]
Скажите как его зовут?2
Скабрезный пошляк и плут,
Прославившийся как кашпировский и политический баламут,
В час поворотный карьеры разыграть не почёл за труд
Гефсиманский зуд
Вифлеемских муд,
Введя в заблуждение внезапностью непротивления и даже как будто смирения благородно наивных иуд,
Не сумевших конечно предвидеть, какой им история за этого долгавшегося до экзистенциализма воришку-толкователя иудаизма уготовит капут
(А именно: что всё более возмущающиеся на другом континенте, потому что подзуживаемые оставшимися почему-то не казненными участниками его шайки, возмутительным фактом предания - невиновного якобы, но самое главное: лётчика - смерти, ей же многих из них в развязанной косвенно войне против них в конце концов и предадут,
А города разрушат и храм подожгут,
Тем самым озверело освободившись от своих слишком умных, например, платонизма и его слишком хитрых, хотя ничего и не обещающих собственно интеллектуальных причуд,
Пригодных конечно только для власть как всегда предержащих, и уже не слушая таких людей, как: Корнелий Тацит, Марк Аврелий, Флавий Арриан, Младший Плиний, слишком мягкий Порфирий, величественный Юлиан, и прочих учёных зануд,
Шедших даже на компромиссы с этой чернью ради избежания растущих умственной деградации и повстанческих смут),
И что оставшиеся в живых из так или иначе взлелеявших это чудовище, по-видимому именно расплачиваясь за своё невольное попустительство перед всемирной историей, перед лицом всеобщей эйфории презираемыми изгнанниками по землям чужим побредут,
А вернувшись спустя примерно полтора десятка (в среднем) веков
найдут
Среди своих пыльных и обосраных груд
Торжественные всюду церкви с нависающим блядь отовсюду уродом с постной рожей и растопыренными клешнями, который был в своё время - так неуместно символически! - ими распят как наглый и опасный шут
И над которым когда ещё состоится хоть сколько-то общечеловеческий суд
Скажите, как его зовут
[…]
В тысячелетней ночи кали-юги, когда сын отрекается от бога, брат идёт на отца, а мать?прародительница вообще заперлась в другом измерении и не пускает никого к себе уже шестые сутки, взять тайм?аут и разобраться, что творится с собственною жизнью, - вот решение, достойное настоящего самурая
[…]
NB: Естественно, что в большинстве своем люди - мизологи, если, конечно, можно называть мизологией бессознательное, инстинктивное отвращение к мысли и мышлению.
…И естественно, что если люди мизологи, то постчеловек мизантроп.
Hosted by uCoz