Как случилось, что студенты ЛГУ, учившиеся в середине пятидесятых годов на филфаке, а затем ставшими известными своим нонконформизмом, уже тогда перезнакомились друг с другом? Как они нашли друг друга среди сотен и сотен своих нормальных коллег? Какие признаки выделяли их ? Татьяна Никольская, которая хорошо знала молодых людей этого круга и много раз писала о поэтах. которые были названы "университетскими поэтами", или поэтами "филологической школы", отметила в их поведении демонстративность вызова ,так называемым, "общепринятым нормам". Надеть косоворотки, записывать лекции гусиными перьями , хлебать тюрю из котелка деревянными ложками - вызов, которому можно придать многозначный смысл, в том числе политический, Суть: избран жанр - обратить на себя внимание , сделать свою личность индивидуальным публичным знаком, Это значит, в той или иной степени эпатировать окружающих. Но поступок , вместе с тем, может быть воспринят, как предложение, обращенное к другим и з м е н и т ь свое поведение- трансформировать " общепринятое".
В студенческих аудиториях "индивидуалы" не могли не заметить друг друга. Для этого не нужно было читать стихи на студенческих вечерах или публиковать в студенческой стенгазете. Для этого не нужно было даже быть поэтом. В их круг входил "энциклопедист" Владимир Герасимов, уже тогда удивлявший своей литературоведческой осведомленностью, Вадим Крейденков ( теперь профессор славистики, известный публикатор, комментатор, историк литературы серебряного века ныне живущий в США- Вадим Крейд) и Рид Грачев. Можно было бы продолжить и назвать студентов, выпустивших один из первых в Ленинграде (и , возможно, в стране) литературный, самиздатский, неподцензурный журнал "Голубой бутон". Но остановимся на Риде Грачеве. И на возрастной эволюции жанра "вызова" : от публичного эпатажа- к литературному творчеству.
Рид не был поэтом, хотя в начале шестидесятых напишет несколько замечательных стихов- он сочиняет огромную статью о модернизме, о журнале "Мир искусства" и приносит ее в редколлегию университетской газеты "Филолог", которая, будучи помещенной, вызвала бы грандиозный скандал. Предложил ее не ради самого скандала- для него это был естественнейший поступок. Не была ли неестественной сама газета филологического факультета, которая публиковала очерки, стихи, фото о работе студентов на картошке, отчеты профкома и пр., но ни слова о положении в советской литературе- ни о смелой статье преподавателя факультета Федора Абрамова "Люди колхозной деревни в послевоенной прозе", ни о В. Дудинцеве, авторе романа " Не хлебом единым", встреча с которым на факе не забудется никому, кто в ней участвовал. Вызов общепринятому ("советизму"), как видим, готов был развернуться в постановку новых проблем, завязать новые узлы на нитях общения, творчества, культуры, если бы из них, студентов, власть готовила профессионально подготовленных свободных участников культурной жизни страны, а не сервильных госслужащих депортамента "советская культура". Но те, кто "бузил". "гусарил", не исправились ( по крайней мере многие), они оказались в числе зачинателей новой литературы.
Рид Грачев родился в Ленинграде в 1935 году. То, что я узнал из разных источников о его матери, до странности напоминало биографию Ольги Бергольц. И Маули Вите (подлинная фамилия Рида -Вите), и Ольга Бергольц работали в газетах, Бергольц- в многотиражке завода "Электросила", Вите - завода "Большевик". Бергольц послали по партийной разверстке на укрепление провинциальной печати в Казахстан, Маули командировали в г. Иваново, откуда она вернулась беременной. Не знаю, писала ли мать Рида стихи, но вероятно могла бы написать как Ольга Бергольц:
А я затем хочу и буду жить,
Чтоб всю ее, как дань людскому братству,
На жертвенник всемирный положить.
Я уловил сходство их судеб, еще не зная о том, что они - О. Бергольц и М. Вите были близко знакомы. Отца Рид никогда не увидит. Бабушка Рида сыграет спасительную роль в жизни своего внука. Она- медик устраивает внука в детский дом, который эвакуируют из Ленинграда на Урал. В блокадную зиму она и ее дочь умерли от голода.
Восемь лет провел Грачев в детском доме. В 1949 -м родной дядя перевозит племянника в Ригу, берет в свою семью. Рид самостоятельно изучал французский язык, занимался в музыкальной школе. В 1953 -м поступил на отделение журналистики филфака ЛГУ. Несколько деталей к его портрету студенческих лет из письма В. Крейденкова:
"Он подошел ко мне на факультете, как будто мы с ним были давно знакомы, и заговорил. Я не раз наблюдал его легкость знакомиться с людьми...Оказалось, что мы оба живем в общежитии на Мытне. Тогда начались наши ежевечерние встречи. Мы ходили туда- сюда многие километры по длинным коридорам и разговаривали на тысячу одну тему. Помню его увлечение Юрием Олешей, из повести " Зависть" цитировал наизусть...Читал только что переизданного Бабеля , ему, видимо, нравились красочность и краткость , крепкость его прозы. При мне он писал рассказ "Дом увечных воинов"(Переименован при издании в "Дом на окраине"- Б.И.), я видел этот дом он где-то на островах...Был несчастливо влюблен... травился люминалом. Я приходил к нему в больницу на Васильевском. Мы переговаривались через окно ...Время от времени оживлялся какой-нибудь собственной мыслью. Он был человеком неисчерпаемым...
...Встретил Рида случайно на улице. Я тогда был горячим энтузиастом веданты ...С разу завязался философский разговор...Он вдруг остановился, посмотрел на меня и сказал: "Вадя, ..ты весь вооружен."
Ридову уму восточная философия была чужда , но то что он сказал, было в ключе восточной мудрости. Лишь позднее я стал размышлять на тему дзен-буддисткой незащищенности...У Рида была спонтанная открытость бытию- открытость незаурядно широкая." (Письмо 5 марта 1999 ).
После окончания университета Рид один год проработал в рижской комсомольской газете, опубликовал свой рассказ "Светлячок" ("Песни на рассвете"), получил как детдомовец комнатушку в Ленинграде и был полон творческих планов. О нем заговорили как-то сразу, Редактора журналов говорили комплименты, известные писатели охотно встречались с ним, он был интересен Тамаре Хмельницкой, которая взяла под присмотр его бытовую сторону жизни, Науму Берковскому, Лидии Гинзбург, Д. Дару, Федору Абрамову, Ефиму Эткинду, который привлек его к работе над книгой "Писатели Франции"- для нее Грачев написал биографический очерк о Верлене. В комнатушку на ул. Желябова потянулась молодая литературная братия. Там можно было увидеть поэтов Бродского и Горбовского, прозаиков Майю Данини, Сергея Вольфа, Андрея Битова и массу другого пишущего и не пишущего народа. Впервые я увидел Бродского выходящим от Рида, которому он принес поэму "Шествие".
Целое литературное явление конца пятидесятых - начала шестидесятых годов было названо "эстрадной поэзией", Ее отличали установка на непосредственный контакт со слушателем- установить и покорить, использование риторических интонаций и экспрессионистических деталей, с прозрачным социально- политическим подтекстом, нарушением границ эстетических запретов. Но в Ленинграде в литературной среде Рид Грачев был единственным, кто свою речь сделал инструментом воздействия на слушателя. Он стал известен как носитель абсолютно новых идей, врачом- целителем , снимающий ту оторопь , которую наводила на человека ,охватывающая его со всех сторон действительность. Ему удавалось слушателя поставить в центр какой-нибудь общей проблемы и. опережая мысли собеседника , буквально заворожить собеседника своими блестящими импровизациями, Это были монологи, в которых он поднимался до высоких прозрений. Знавшие его согласятся. что в эти моменты в его речах сверкали искры гениальности. В те не проясненные настроения оппозиционности, которые тогда овладели молодым поколением, он пытался внести нравственный смысл. В критике той ситуации, в которой жили его современнике, был неистощим. Он не столько критиковал систему, сколько ч е л о в е к а, демонстрируя, сколько лжи, ханжества, ограниченности, извращенных представлений несут в себе окружающие люди. Доставалось и собеседнику, который уходил от Грачева сконфуженным и просветленным.
А между тем, его литературные дела шли плохо. Рассказы попадали в печать с трудом. С редактором, пригласившим его участвовать в переводах и в комментировании сборника произведений Сент-Экзюпери, возник конфликт принципиального свойства.( Его письмо редактору- один из образцов замечательной грачевской публицистики.). Жестокая нужда держала за горло. Несколько месяцев проработал на мебельной фабрике (См. повесть "Адамчик"). Женился, но к семейной жизни был не способен. Большие надежды он возлагал на повесть "Адамчик", которую журнал "Нева" решил печатать, заключил с автором договор, выплатил аванс, типография набрала текст...Публикация поставила бы Грачева в ряд первых молодых писателей России...Но партийная бдительность в очередной раз одержала свою победу над талантом и выстраданной правдой: набор был рассыпан. В1964 году у Р.Г. произошел душевный срыв. Попал в больницу, там перевел большую часть "Мифа о Сизифе" А. Камю. В перепечатках это знаменитое эссе распространилось по городу.
Т.Ю. Хмельницкая, Д. Д. Дар, Е.Г. Эткинд и некоторые другие писатели старшего поколения поддержали его. С их помощью в издательстве "Советский писатель" вышел тоненький сборник рассказов без главных вещей Грачева. Но с этим сборником его можно было принять в Союз Писателей.
Внутреннее его развитие во второй половине шестидесятых годов продолжалось; более не пишет прозу- но пробует осмыслить то, что происходит с ним и другими, со страной и ее культурой. Цикл эссе, среди которых особенно выделяются "Настоящий писатель", "Значащее отсутствие". - документы эпохи, равные по своему смыслу "Жить не по лжи", обращению А. Солженицына к советским писателям. Но одинокий, ослабленный болезнью, он не решается их пустить по рукам . Эти произведения были обнаружены в его архиве только в конце восьмидесятых годов и опубликованы в сборнике его сочинений "Ничей брат", увидевшем свет только в 1995 году. Эти эссе сконцентрировали главные темы его размышлений и дают представление о тех импровизациях, о которых выше шла речь.
Герои рассказов Грачева- "маленькие люди"- дети и подростки, мелкие служащие и рабочие. Их жизнь проходит на производстве, на улицах, в городском транспорте, в коммуналках- в тесной социальной среде. В рассказе "Некоторое время" есть пронзительно верная характеристика социального самочувствия: "Когда они вошли, я хотел кинуться к окну, мне показалось, что комнаты не стало: есть только окно и дверь, а между ними я , стиснутый уже со всех сторон, лишенный пространства жизни, да и времени тоже".Взрослые в рассказах мало отличаются от детей, у них, взамен воспитателей, начальство, В жизнь первых и вторых бесцеремонно вторгаются окружающие люди, В этом тесном бесцеремонном социальном мире рефлексия людей на происходящее с ними коротка, мысли бессистемны, и собственно личностные б и о г р а ф и и невозможны , есть лишь история выживания, приспособления, конфликтов, старения.
Эту социальную действительность можно назвать социально примитивной, не консолидированной общественным сознанием. При возникновении конфликтов они апеллируют не к нравственному " я" ближнего, а к начальнику, в милицию или к другой официальной инстанции. Официальность -основа порядка, но сам порядок формален и бездушен. Рид Грачев -один из первых художников - исследователей р е а л ь н о г о с о ц и а л и з м. ...
Зрелая проза Грачева начинается с рассказов "Помидоры", "Машина", "Зуб болит". Эта проза приводила многих в недоумение оголенностью, краткостью, аскетизмом письма. Это рассказы- притчи, написанные как очерковые зарисовки ( не забудем: Грачев по образованию журналист),- типичная проза для чтения между строк. В беседах Грачев с удовольствием разъяснял их содержание, правда, в некоторых случаях возлагая чрезмерные надежды на проницательность читателя.
Рассказ " Помидоры" ( его можно было бы назвать за краткость "миниатюрой") не содержит ни одного намека на заложенный в нем обобщающий смысл. В сибирский поселок частник привозит помидоры, прекрасные плоды земли. На этих плодах надстраиваются безобразия социальных отношений: обман, корысть, насилие. В миниатюре заключена парадигма о Природе, которую калечит Социум. В рассказе "Машина" также нет обобщений. Его роль замещена словом, которое много раз повторяется мальчиком: "Машина! Машина! Машина!"
Грузовик раздавил одного из мальчиков, играющих на мостовой. "Машина" - это лик темной угрозы, обрастающий в восприятии читателя при повторении коннотивными оттенками. При этом он мог не обратить внимание что мальчик никак не реагировал на слова тетки , что мать его умерла. " Бесчувственный зверёныш",- говорит она.. "Машина", "бесчувственный зверёныш",тетка, которая бьет племянника- все получает общий знаменатель социального уродства.
Рефрен "Зуб болит!" сопровождает одноименный рассказ. В конце концов важны не те злоключения, которые выпадают на долю героя рассказа, - рефрен призван разбудить ощущение наших болей, которые заглушаются привычкой к окружающему бездушию, отсутствием надежд на то, что жизненный порядок может быть изменен. Переворот должен произойти в самом восприятии действительности людьми. Советская литература воспела человека-шестеренку", человека- винтика ; человек-гвоздь был отнесен к категории людей высшего качества. Система "железных людей" была построена. И Грачев показывал в своих произведениях, каковы взаимоотношения между этими людьми в стране победившего социализма.
В рассказе "Натка" Грачев решает ту же задачу. Натку и Сеню притягивает друг к другу. В их отношениях появляются забота, доброта, нежность- то, чего они в детском доме лишены. Происходит то, что можно назвать естественной регенерацией морали. Но заводила детдомовских мальчишек установил правило: в свою кампанию принимает лишь тех, кто груб с девчонками. После внутренней борьбы Сеня подчиняется этому требованию, он хочет быть как все. Естественное искреннее чувство разрушено. И здесь , в детском мире, социум одерживает над ним победу.
Противопоставление естественного, непосредственного в человеке- существующей социальной обыденности было общим для новой молодой литературы- для прозы Юрия Казакова, В. Аксёнова, А. Битова, О. Базунова, в стихах Горбовского, раннего Евтушенко. У Рида Грачева оно замечательно точно выражено в стихотворении, написанного в 1962 году.
Среди растений,
стриженных в кружок,
среди прямых
и на ногах стоящих-
наклонное, прозрачное,
дружок,
лишь ты еще подобна настоящим.
Растения
предохраняют тут
от бесконечных повторений,
от преждевременных потуг,
от преждевременных рождений.
Я слышу крик
твоих наклонных рук,
я жду твоих
волшебных превращений..
Я падаю.
Я твой наклонный друг.
Наклонный друг
наклонных ощущений.
Это гимн е с т е с т в е н н о с т и , непосредственности, уклонения от парадигмы волевых насилий над собой и над другими- от вертикали, и обретение доверия происходяшему в человеке само собой - к наклонению, как сближению с сущим. И " растения" являют образец для "волшебных превращений" человека.
В рассказе"Ничей брат", в повести "Адамчик" главныей герои хотят понять, по каким правилам живут люди. Ответа нет. В "Ничьем брате" детдомовец по прозвищу Мясник пытается узнать, за что его ударили братья по прозвищу Синяки. Они отвечают ему так:
-Потому что -Пыс!
-Потому что -Дрыс!
В этом необъяснимом недобром мире есть пример, который напрягает мысль маленького мальчика. У детдомовца Кораблёва есть старший брат, который его навещает , дает деньги и защищает. В сознании Мясника появляется просвет, в его воображении выстраивается образ "всехного брата". Так и старик Гедали в одноименном рассказе И. Бабеля мечтал об "интернационале добрых людей".
Герой повести "Адамчик" много раз с недоумением повторяет: "Ничего не понимаю! Ничего не понимаю!". Он хочет понять как раз то, что окружающих его людей объединяет, то, к чему бы он мог приобщиться. Название повести знаковое. Как будто не было ни Авеля, ни Каина, ни Египетского плена, ни великих пророков. Случайный человек в разговоре упоминает имя Христа, но оно Адамчику оно ничего не говорит. Он- чистая возможность , и таков, как его окружение. Его бьют- и он может под настроение ударить, он может быть грубым- и отзывчивым, , расчетливым -и щедрым, работать кое-как- и быть старательным . Он воплощает в себе тот нравственный хаос, в который погружено все общество.
Спросив Грачева о том или ином человеке, часто можно было услышать ответ: "Никакой!" "Никакой" человек- открытие писателя, как в свое время был открыт "лишний человек", с которым была связана целая эпоха становление русского классического реализма. Н и к а к о й человек Грачева- продукт той разрушительной работы, которая началась в стране с первого года большевистского переворота. Живые традиционные семейные, религиозные, хозяйственные, этнические, культурные , сословные связи целенаправленно разрушались и замещались унифицированной бюрократической системой. Ее абсолютное господство было возможно лишь при личной разобщенности людей. Задолго до того, как эта система рухнет, Грачев поставил диагноз: связи советских людей лишены нравственных целей и скреп . Отсюда следовал вывод: "нет и настоящего современного общества. А это значит , что у каждого живущего человека- сознает он или нет- отнято чувство общности с себя подобными ..." Так он напишет в эссе " Настоящий современный писатель".
Адамчик тянется к тому, что сближает людей. У него повышается самооценка, когда он узнает, что его группа крови подходит всем. Он счастлив, встретив друга. Но диалоги между друзьями напоминают диалоги пьес Эжена Ионеско:
-Слушая, друг, меня один кирюха обжулил, когда я мотоцикл покупал!
-А у меня есть мотороллер.
_Друг, видишь, Юрка пошел? У него импульсы.
-А у меня папа офицер. Полковник... и т. д.
Не случайно в конце повести появляется глухонемой- Гриша. Гриша обходится без слов - работает на конвейере и мычит. Отсутствие речи ему не мешает. "Ты молодец", -говорит ему Адамчик- "Ты ,Гриша, парень хоть куда..."
Грачев уже в начале шестидесятых увидел, что состояние советского общество таково, что оно не способно ни осознать. ни выразить .ни, тем более, решить свои запущенные проблемы. Если тема бюрократизма в советской литературе трактовалась, как бездушный консерватизм и формализм управленцев, противодействующих "воле партии", "инициативе народных масс", молодой писатель видел, что официальщина пустила корни в эти массы, вытеснила собственно общественные нормы, основанные на уважении личности и ее интересов, боязни общественного осуждения. Этим, думается, объясняется , почему Грачев не стал сатириком, хотя несколько его рассказов-"Научный случай". "Молодость", "Нет голоса", "Диспут о счастье" были написаны под ощутимым влиянием зощенковской иронии и издевки. Нет смысла поносить и высмеивать слабости больного.
Проза Грачева обрывается на рассказе "Будни Логинова" ( Первоначальное название "Смерть Логинова"),- экзистенциальном исследовании современника, обжившегося в кабинетах власти. Итог анализа: власть, основанная на насилии, духовно бесллодна, она не способна остановить тотальный кризис общества. Аморализм, потребительство, зашоренность сознания разлагает правящий класс. Во второй половине шестидесятых годов Грачев пишет цикл эссе, в которых излагает свое видение духовной ситуации в стране и перспективы выхода из кризиса
Грачев разделяет убеждение Сент-Экзюпери, что главная проблема времени- проблема человеческих отношений. Понимая эту проблему, прежде всего, как проблему общения, в эссе "Настоящий современный писатель" он пишет : "Есть только один тип человека в обществе, живущего в непрерывном диалоге с современниками. Это писатель." Но не каждый писатель "настоящий".
"Писатель - не химера, не выдумка...Писатель есть сущность, неотъемлемая от жизни...Писателя нельзя синтезировать, его нельзя заказать, его нельзя утвердить, его нельзя и запретить...Нет настоящего современного писателя нет и настоящего современного общества". Это эссе яркий пример литературоцентристского мышления. В отличие от романтического понимания призвания писателя, широко распространенного среди молодых писателей- шестидесятников, литературы и литература в целом Грачевым понимается, как духовный авангард нации, который формирует и направляет ее культурно-историческое развитие.
Вместе с тем, у Грачева проскальзывают сомнения в том, что настоящий писатель осуществим, если для него не создать необходимые условия: " нужна культура отношений, делающим возможным его свободное участие в духовной жизни общества...". И, следовательно, кто-то и что-то, кроме "настоящего писателя" и литературы, должны преобразовать общество, раскрепостить духовную жизнь, чтобы на арену этот писатель наконец вышел. Это очевидное противоречие объясняется верой в то, что властям можно делать подсказки, которые власти способны усвоить. Эту веру в "социализм с человеческим лицом" разделяли многие шестидесятники, среди них Солженицын и Сахаров. С этой утопией Грачев расстанется, что видно по эссе написанных, по- видимому, позднее. ( "Кто убил народную душу? кто превратил школу, печать, огромный издающий аппарат в памятник русской литературы- кровавой ране русской души?")
Но в главном Грачев был прав, духовная автократия литературы в России является историческим фактом не Грачева только в дореволюционной период. Вокруг повести Эренбурга "Оттепель", вокруг романа "Доктора Живаго" Б. Пастернака, журнала "Новый мир", дела И. Бродского, процесса над Синявским и Даниэлем, судьбы и творчества Солженицына завязывались узлы , вызывающие пробуждение и развитие общественной мысли. "Настоящие писатели" возвратили советскому читателю спасительное чувство реальности и достоверного слова, равноценное возвращение слепому зрения. В семидесятые годы неподцензурное творчество стало многозначным фактором духовного освобождения литературы.
весь период продуктивной творческой биографии писателя связан с творчеством Сент-Экзюпери: он его переводит, комментирует, защищает от ложных толкований, а публикации от купирования. Что общего между бывшим детдомовцем и аристократом, известным писателем и безработным журналистом? Грачев открыл в творческой личности Экзюпери близкую ему "тревогу ума". Несколько раз в эссе он развивает мысль: человеческий опыт важен не сам по себе, а заключенный в нем смысл. Собственно, эссе Рида есть итоговое осмысление своих жизненных переживаний, о которых с замечательной достоверностью он в своих прозаических произведениях рассказывал. В эссе "Настоящий современный писатель" он утверждал, писателю грозит опасность: "нагромождение впечатлений" подавляет "преобразующую функцию сознания писателя". "Жизненно важная информация", писал он, обладает общезначимостью. В публицистике выстраивается ряд таких зависимостей: функция писателя вести диалог с обществом; этот диалог имеет смысл лишь тогда, когда содержит "жизненно важную информацию"; эта информация- осмысленные обобщения общих для людей проблем; понимание людьми своих общих проблем -формирует ОБЩЕСТВО. Интеллигенция- это первые носители общественного сознания.
Рид Грачев, как многие молодые писатели, входившие в литературу в пятидесятые - начале шестидесятых годов, начинали с демонстративного вызова окружающей их действительности, Макс Штирнер-один из идеологов экзистенциального бунта писал об атараксии-непреклонности, бесстрашии, силе сопротивления всем авторитетам- семьи, церкви, государства. Ревизия существующего жизнеустройства вела к неутешительным выводам. И. Бродский напишет о "зоркости к вещам тупика". В середине шестидесятых Грачев декларирует концепцию духовного сопротивления. Однако растущее чувство одиночества, скептицизма, тяжелая болезнь остановили деятельность этого выдающегося представителя идейного и нравственного реформизма.
Борис Иванов
Эволюция литературных движений в шестидесятые- семидесятые годы
" Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди его революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертельная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией".
И. Герцен. " С того берега"
В восьмидесятые годы в поиске своей духовной идентификации у поколения , вступавшего в самостоятельную жизнь в пятидесятых- шестидесятых годах, появились ностальгические воспоминания о времени своей молодости и солидарных надеждах времен "оттепели". На этой волне уже в качестве дискурсивных понятий возникли выражения "шестидесятые годы", "шестидесятник" и даже "шестидесятничество". Когда для эпохи избирается титульное название имеют в виду события, имена людей, общественные движения, которые придали ей своеобразие. При этом важно различать п о р о г о в ы е с о б ы т и я, резко изменяющие ситуацию для всех субъектов рассматриваемого исторического процесса, и с л е д с т в и я этой перемены, часто противоречивые и развертывающиеся по специфическим закономерностям в различных плоскостях и сферах. Многие авторы , пишущие о "шестидесятых", таким пороговым событием считают ХХ съезд КПСС , режиссером которого был Н.С. Хрущев и выражение " хрущевская оттепель" кажется во всех смыслах корректным. В действительности же, оно вуалирует чрезвычайно важный для понимания того периода факт, что пороговым событием как собственно для "оттепели"- литературного явления, так и для партийно- административного переустройства системы, осуществляемого Хрущевым , была смерть Сталина.
"Оттепелью" мы обязаны и н и ц и а т и в е с н и з у, если считать "низом" писателя Илью Эренбурга, поэта и издателя журнала "Новый мир" Александра Твардовского, критика Владимира Померанцева, прозаика и литературоведа Федора Абрамова, писателя Владимира Дудинцева и некоторых других. Не партийная верхушка, не идеологи Политбюро и ЦК КПСС, а круг либерально настроенных советских писателей и издателей открыли эту эпоху д о ХХ съезда КПСС. "Оттепель" не санкционировалась партийной олигархией и представлялась ей союзной лишь до тех пор, пока это либеральное движение укладывалось в антисталинский дискурс, сохранявший актуальность для нового руководства до ухода на покой претендентов на личную власть сталинистов- реставраторов. "Оттепельный" либерализм так и не получил покровителей в высшем эшелоне власти. Как только смута в верхах закончилась, началось наступление на "оттепель" как на к у л ь т у р н о е и о б щ е с т в е н н о е я в л е н и е . Одним словом, важно различать в послесталинское время два процесса: верхушечно-административный- реформирование системы управления страной, и общественно- демократический- собственно, "оттепель", каждый выступавший под своим знаменем: власть утверждала свою историческую легитимность на возвращении к "заветам Ленина", общество - на возвращении к принципам гуманизма.естидесятники- это не все, кто жил в те годы, и не все, кто переживал в то время молодость,. Шестидесятники те, кто воспринял ситуацию, сложившуюся после смерти Сталина, как касающуюся их лично и, не желая повторение прошлого, в той или ой степени- морально, идейно стремился воспрепятствовать возвращению сталинщины, поддерживал презентацию либеральных перемен. -----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* Это не отменяет известных заслуг Н.С. Хрущева в ослаблении гнета тоталитарного режима: колхозникам стали выдавать паспорта, из лагерей были освобождены незаконно осужденные, предпринимались усилия к повышению благосостояния людей. Вместе с тем, будем помнить, в 1956- 1960-е годы по политическим статьям было осуждено около 5тысяч человек, в основном молодежи
" Оттепель" как общественное явление было отмечено рядом специфических черт. Оно не имело сформулированной платформы и организационных форм. Его духовные представители были членами союза советских писателей, имели заслуги перед властью; подчеркивая ей свою лояльность, искренне полагали, что либерализация режима лишь укрепит позиции соц |