Дмитрий Григорьев

КОШКИ

(из цикла "Рисунки на стекле")

Каждый раз, возвращаясь в общежитие, я видел спящую на крыльце кошку. Ее белая, в черных пятнах шерсть - пишу: белая, в черных пятнах, хотя истинные цвета - золотой, светло-желтый и голубой; золотой там, где на черном играет солнце - если медленно приближаться, золотая полоска передвигается вдоль ее тела и теряется в ослепительном - солнце еще высоко, отраженный от белого свет больно бьет по глазам, и только в теневых местах ослепительное сияние сменяется тихим голубым, а ниже, где тень растянувшейся вдоль досок крыльца кошки падает на пол, голубой, смешиваясь с коричнево-серым, становится совершенно темным, похожим на смолу, которая растеклась тонким слоем и намертво приклеила кошку, сделав ее ковриком для вытирания взгляда. Я поднимался на крыльцо с трудом раздвигая горячий воздух: моя тень накрывала кошку, соединялась с ее тенью, и сказочные краски распадались, я видел обыкновенную, белую, в черных пятнах, кошку.

Жаркие солнечные дни общежитие встречало монотонным жужжанием - вокруг крыльца летало множество мух, но ни одна не садилась на белый сахар, на черный бархат ее шерсти; теперь я думаю: будь действительно - черный бархат, так не было бы золотой солнечной полоски (здесь очень важен угол падения солнечных лучей на шерсть), а белый сахар - вполне правдоподобно, кошки чистоплотны, да и в общежитии... Нельзя сказать: "В общежитии было чисто". Но неверно и обратное, ибо здесь слово "чистота" имеет немного иной смысл. Хотя дневальный моет полы несколько раз в день, и перед крыльцом стоит плоская неглубокая ванночка, на дно которой положена сетка, и несколько влажных тряпок брошено в коридоре, песок и пыль, привозимые из зоны (в основном - на сапогах) попадают в помещение, и оно немного "фонит".

Это "немного фонит" счастливо миновало кошку и трех ее котят, очень похожих на мать. Правда, черные пятна у каждого легли по своему: словно, в момент рождения, котята были совершенно белыми, а потом какой-то шутник выплеснул тушь: "На кого Бог пошлет!" И одному досталось больше всех: крупные капли упали на голову и на туловище, белое сохранилось лишь на лапках да на грудке (мы говорим котенок, не задумываясь на тем, кот это или кошка). "При более детальном рассмотрении, выяснилось, что самая темная особь, - сказал бы...(я знал несколько человек, говоривших именно так), - самая темная особь - женского пола."

Если за ней внимательно наблюдать, можно заметить, что она не только окраской но и поведением сильно отличается от своих братьев: часто я ее видел одиноко сидящей на бетонном поребрике, издали она напоминала статуэтку, небольшого фарфорового котенка, одну из любимых игрушек моего детства: он стоял на верхней полке книжного шкафа, и, чтобы его снять мне приходилось забираться на стул. Помню, я до слез расстраивался из-за того, что у всех "настоящих" кошек - четыре лапы, а у фарфорового - только две передние - остальные, сливаясь с хвостом, образовывали устойчивую подставку. Фигурка была полая, в центре подставки зияло круглое отверстие, и когда я в него дул, возникало заунывное: " УУУУУ". Здесь так же гудит воздух, проходящий сквозь очистные фильтры. Я решил исправить "ошибку" художника - вырезать кошке задние ноги - сначала попытался процарапать фарфор ножом, однако, он не поддавался, тогда я взял напильник и... первым же неосторожным движением (я боялся прихода отца, ведь напильник был взят без разрешения из ящика с инструментами) расколол фигурку.

Котят звали Альфа, Бета и Гамма - по названию частиц. Здесь чаще всего мы сталкиваемся с бета-частицами. Их излучение неспособно пробить даже человеческую кожу, однако, попадая на слизистую оболочку, проникая внутрь организма, оно вызывает тяжелые заболевания. Альфа, еще более опасные, но и более неуклюжие частицы, здесь почти не встречаются. И наконец, гамма, способные проникать повсюду. Один раз, я обнаружил гамма - котенка на своей подушке, и до сих пор не могу себе объяснить, как он попал из коридора в закрытую на ключ комнату.

Иногда, чаще всего, по вечерам, я видел котят и кошку в березовой роще, которая начинается сразу за общежитиями, и тихий шорох на улице под моим окном - то ли шум падающей мочи ("Туалеты находятся далеко от жилой зоны и все офицеры отправляют естественную надобность, - сказал бы... я знал несколько человек, говоривших именно так, - прямо в роще".) то ли шуршание котенка в сухих листьях. Издали котята походили на низенькие березовые пеньки, в этой роще особенно заметные, ведь спиленных деревьев практически не было, как не было и уродливых, кривых деревьев - стройные высокие стволы прямыми линиями поднимались вверх.

Невысокие, черно-белые пеньки - лицо другого, мертвого леса, там они давали пятьсот-семьсот, и работать приходилось недолго, а однажды, в вечернюю смену, кто-то перепутал указатель, мы заблудились, вышли ко рву, техника же была с другой стороны, угрожающе шелестел лес, и фосфоресцирующая зеленым шкала прибора становилась все ярче, ибо опускалась темнота, и, чтобы перейти через ров, мы направляли приборы шкалой вниз, таким образом освещая дорогу. Ночь была жаркой: за шиворот сыпались сухие иголки сосен, иногда со случайными насекомыми: деревянный дождь, без слякоти, налипающий на кожу грязным ядовитым слоем... И я мечтал об обычном чистом дожде, приходящим вместе с северным или восточным ветром (южный и западный - со стороны зоны, часто были радиоактивны). Такой дождь промывал воздух, оставляя после себя белесые потеки на окнах, похожие на стволы берез в роще, где стоящий лицом к дереву человек, и маленькое размытое белое пятно внизу, и, метром выше - зеленый плотный квадрат оставленной сушиться рубашки, кажутся нарисованными на стекле.

Тихими теплыми вечерами я гулял в этой роще и однажды увидел среди берез четырех неподвижных, словно застывших в прыжке кошек... "Наших кошек" - сказал бы... (я знал многих людей, говоривших именно так) ...одну взрослую и трех котят - от шеи каждой параллельно стволам тянулась белесая паутинка - тонкий капроновый шнурок. Когда я вернулся в общежитие, мне объяснили, что на соседней базе - эпидемия, и приехавшая вчера истребительная команда уничтожила всех домашних животных.

Перепечатывая этот рассказ, я вдруг ощутил некую неполноту, пустые места меду пятью, а то и более мирами, сошедшимися для меня в четырех маленьких пушистых точках. Попытаюсь ее заполнить. На базе, которая явилась отдаленным прототипом базы в изложенном выше тексте, кошки действительно водились, но среди солдат и офицеров (а как известно, военные - весьма сентиментальный народ) не нашлось бы никого, кто допустил бы такую идиотскую расправу над животными. Кошки были любимицами полка, и вивисектора постигла бы не менее ужасная участь. Последний абзац - не более чем пересказ фрагмента одного моего сна. Этот сон настолько пророс в "реальность" (в кавычках, ибо я просто не нашел другого слова, сон для меня не менее "реальная" реальность) что, пробудившись, я пошел к своему приятелю, лейтенанту Дулатову, полковому доктору, выяснять, по чьему же приказу, зачем и кто убил кошек. Но на крыльце увидел всех четырех: и котят и кошку. Она лениво посмотрела на меня, а я, один из многочисленных и докучливых обитателей ее дома, прошагал мимо.